Почему я Генри?

Около г.Алатырь в бывшей Симбирской губернии в начале прошлого века в семье крестьян Лёзиных Петра Ивановича и Марии Ивановны родились четыре сына и одна дочь. Мой дед Петр был человеком трудолюбивым и изобретательным. С малых лет помню, когда заходила о нем речь, то всегда упоминалась «просорушка». Это нехитрый агрегат размером со стол, который он сделал по своему разумению и так добротно, что у деда, как я полагаю, были завистники. Эта просорушка сыграла роковую роль в его судьбе. После Великой Октябрьской Социалистической Революции моего дела занесли в список зажиточных и просорушку забрали и сам он в дальнейшем многие годы строил шахты в Воркуте. Увидели мы его только в 1949 г., когда он, освободившись, приехал к нам в гости. Фамилия Лёзин происходит от «лёзы», то есть лезвия топора. Это говорит о том, что мои предки были крестьянами со строительным уклоном.
В 1918 г. моему отцу, его звали Дмитрий, исполнилось 14 лет. Он посчитал себя уже взрослым и ушел из родительского дома. Его тянуло к технике и он поступил на работу в железнодорожное депо. В дальнейшем он организовал комссомольскую ячейку, которая помогала становлению новой власти. С отцом у него были напряженные отношения якобы по идейным соображениям. Хотя какая идейность может быть в голове еще неоперившегося юноши? Но сохранившиеся справки от органов местной власти говорят о том, что «общего хозяйства» он с родителями не вел. Без этих справок отца не приняли бы ни в комсомол, ни, затем, в ВКП(б).
Работая на паровозе, отец при производстве ремонтных работ потерял два пальца на руке и это повлияло на его судьбу - ему запретили работать машинистом. Тогда его главной жизненной страстью стали автомобили. Забегая вперед, отмечу, что отец от страсти к автомобилям в жизни очень многим рисковал. Так, примерно в 1934 г. в г. Алма-Ате было всего 6 легковых автомобилей. И вдруг на улицах появился еще один, его собрал мой отец для артели «Химпром», которую ему поручили организовать. Тогда его чуть не лишили партбилета. Подобное же произошло в г. Риге уже в 1952 г., где он работал директором крупного текстильного комбината. Там он, сам лично участвуя по выходным в работах, восстановил для комбината стоявший на свалке со времен войны «Фиат». На этот раз он уже лишился должности директора.
Довоенное время было тяжелым, но интересным. Молодые мечтали о мировой революции и пели: «Наш паровоз, вперед лети, в коммуне остановка...». Лозунг «пролетарии всех стран, соединяйтесь!» воспринимали буквально как недалекое будущее. Были они романтиками: в 1938 г. отец прочитал книгу Майн Рида «Всадник без головы». Надо же было такому случиться, тут как раз родился у него сын, то есть я, и отец, не долго думая, под впечатлением от прочитанного, дал мне имя героя этого произведения (Генри). К моему стыду, я до сих пор не прочитал эту книгу и не знаю, соответствую ли хоть немного тому образу, которым тогда проникся мой отец.
Но вернемся к первой половине 30-х годов. Отец, работая на паровозах, затем в системе автотранспорта, оказывается, все свободное время отдавал изобретению «оборонных объектов». Так сказано в сохранившихся документах. В те годы в стране осуществлялись планы коллективизации сельского хозяйства, индустриализации промышленности и перевооружения армии. Миллионы людей, плохо одетые, часто больные и полуголодные были вовлечены в выполнение этих планов. С позиций сегодняшнего дня трудно представить, что молодой человек с неполным школьным образованием приносит в партийную организацию эскизы своих изобретений и ему находят чертежника, выдают дорогостоящие листы кальки и тушь.

Позже, в 1935 г., Крайком (затем — ЦК ВКП(б) Казахстана) направляет его в Москву в Наркомат обороны, а там — в Специальное конструкторское бюро Таубина, который, что интересно, тоже, не окончив школу, в 15 лет ушел от родителей и стал известным конструктором. После рассмотрения изобретальских предложений отца затребовали в Москву и там он был в длительных командировках до 1937 г.
Все мы знаем, какие драматические события происходили в том году: были массовые «чистки», особенно рьяно искали «врагов» среди членов партии, тем более в организациях, связанных с обороной. А у отца его отец в это время из-за той самой просорушки находился в трудовом лагере в Воркуте. Поэтому мой отец, подальше от греха, вернулся к семье в Алма-Ату
О сложности политической обстановки тех времен говорит даже такой факт: в документе, приведенном в данном тексте, фигурируют фамилии четырех человек, о двоих точно известно, что их потом постигла печальная судьба: Первого секретаря Мирзояна расстреляли в 1939 г., Таубина — в 1941. Потом их реабилитировали.

В те годы не было практики подачи заявок на изобретения и выдачи патентов. Но была система поощрения изобретателей. Так, мой отец получил крупную денежную премию и два раза по путевкам ездил в дома отдыха в Крыму и на Кавказе. А мама вспоминала, что часть оставшихся «калек» после кипячения послужили хорошими пеленками для моей старшей сестры и для меня.

Моя мама в Алма-Ату приехала в составе семьи из Оренбурга. Она имела хорошее по тем временам законченное среднее образование, была комсомолкой, поэтому ее взяли на работу в секретариат Крайкома партии. Тогда Крайком был не только политическим, но и фактически главным административным и хозяйственным органом края, в который входил Казахстан. Отец по разным делам часто бывал в Крайкоме и там познакомился с мамой.
Для отца членство в партии было неизбежным и необходимым.
Партия продвигала по служебной лестнице способных и энергичных людей, «выжимала из них все соки», иногда награждала, иногда репрессировала. Но после 1953 г. начался закономерный процесс избавления от «хозяйственников». Пришло поколение образованных «технократов». Старые кадры остались в большинстве ни с чем, если они не сумели войти в узкий состав так называемой «номенклатуры». Мне пришлось наблюдать, уже в 60-е годы, работая в Карагандинском угольном бассейне, очень печальные примеры выхода на пенсию далеко не рядовых руководителей. Партия обходилась с ними как с «расходным материалом». Кто-то, конечно, загодя обеспечил свое пенсионное будущее посредством квартир и автомобилей, но большинство, оставшись не у дел, уныло доживали свой век. Партократы и технократы это увидели и на будущее запомнили.
Самыми счастливыми для моих родителей оказались несколько лет в середине 60-х. Тогда еще у них сохранилось кое-какое здоровье, они вышли на пенсию и получили дачный участок. Они вспомнили свое крестьянское происхождение, построили дом и освоили землю. Отец, наконец, купил кузов от автомобиля и своими руками оснастил его всем содержимым. Деталей в магазинах тогда не продавали, многое отец делал сам в своей домашней мастерской и был при этом счастлив. Я видел это, приезжая в отпуск. Прожили мои родители не так много: отец до 69, мама — до 62 лет.
Таким образом, отец прожил достойную трудовую жизнь, по-своему интересную, но мне она представляется не совсем счастливой. Он и сам говорил об этом. С другой стороны, ему и его семье, в том числе и мне, сильно повезло - он остался живым.
Когда началась война, мне было всего три года, но я запомнил ее начало. Настолько тяжелой была моральная обстановка. Это в Алма-Ате, где бомбы не падали. А какой заряд нервных потрясений получали дети в зоне, где шли реальные военные действия?
Когда мне было лет 12-14, отец говорил мне, что надо готовиться стать в будущем членом партии, так как без этого «ничего не добьешься», но у меня такая перспектива вызывала отрицательные эмоции. И я подсознательно отчаянно сопротивлялся, чтобы не повторить ошибок отца и на протяжении всей молодости был, как все, обычным комсомольцем, но не более. Наверное еще в детстве я решил во всем рассчитывать исключительно на свои силы. И это, кстати, не противоречило идеологическим установкам того времени. Нас воспитывали на примерах героев.
Никаких детских игрушек, игр, тем более «развивающих», как сейчас, у меня в детстве не было. Может быть были мячик, самодельные кубики. В основном дети тогда сами искали, с чем можно поиграть, и, возможно, это тоже являлось фактором развития.
Мы были с детства политизированными: газет не было, но репродуктор висел в каждом доме. В пять лет мы рассказывали друг другу стишок: «Сидит Сталин за столом, кушает лепешки, сидит Гитлер под столом, собирает крошки». Поход в кино был большим событием. Все желающие попасть в маленький кинотеатр не могли, поэтому, когда показывали фильм о войне, на улице стояла толпа и, когда через дверь из зала сообщали, что, например, «наши наступают», все бурно аплодировали.
Газеты я начал собирать в 11 лет, конкретно - 30 октября 1949 г. В этот день в советских газетах объявили об образовании КНР. Мне, еще ребенку, это событие показалось тогда историческим, решил сохранить газету. Остатки подшивок газет за 1951-2 гг. сохранились до сих пор. Наряду с газетами храню семейные письма, открытки, телеграммы.Храню все негативы начиная с 1952 г. и, конечно, фотографии.
Со средним образованием мне повезло: со 2-го класса учился в г. Риге. Русские и латышские школы там были отдельные. Предполагаю, что партия направила туда хороших русскоязычных учителей. Кстати, латышский язык изучали обязательно, документы и справки, например, в домоуправлении выдавались на одном из двух языков, в зависимости от того, кто выдавал.
Процессом моего обучения родители особо не интересовались, пока учителя не просили их прийти в школу. Учился без надрыва, получал иногда пятерки, но чаще тройки да четверки. В общем, как я сейчас это сам определяю, был среднестатистическим лентяем. Никакими талантами не блистал. В соседней квартире, через стену с нами, жил мальчик моего возраста, учился он в музыкальной школе, в классе скрипки. Играл каждый день по 8 часов. Моему отцу однажды пришла мысль занять меня полезным делом и он был готов купить скрипку. Однажды он пригласил в гости музыканта-преподавателя, чтобы тот оценил мои музыкальные способности. Музыкант сказал ему, что у меня абсолютное отсутствие музыкального слуха.
Отец всегда был занят на работе, но все же в подвале дома, где мы жили, он соорудил небольшую слесарку и что-то там иногда выпиливал. Меня к этому он не привлекал. Но, когда я учился примерно в 5-м или 6-м классе, он сделал мне подарок — привез в квартиру совсем небольшой, как тумбочка, верстак с ящичком, полочкой и тисочками. И набором самых простых инструментов. Вот это сильно повлияло на мою жизнь. У друзей такого не было, а я имел возможность делать особые рогатки, пугачи, ножички, пряжки, табакерки, какие-то мелочи для учебного процесса по заданию учителя. Дрель из этого набора до сих пор у меня в деле.
Потом я записался в авиамодельный кружок, стал участвовать в соревнованиях Затем увлекся фотографией, а также радиолюбительством, паял приемники и один даже потом продал.
За учебу по-настоящему взялся только в 9-м классе. Попал по воле судьбы в лучшую школу города Риги и понял, что надо браться за ум. Любимым предметом была физика. Дисциплина в школе была жесткая, пришлось забыть о вечерних «гуляньях» по улицам. О наркотиках мы тогда не имели представления, но многие курили, иногда пробовали спиртное. В аттестате за 10-й класс у меня сплошные, все до одной, четверки.
Так получилось, что сразу после школы летом 1955 г. я один поехал в Алма-Ату, чтобы поступить в Горно-металлургический институт. Надо отметить, что в то время КазГМИ был единственным полноценным техническим вузом в Казахстане, в нем был сосредоточен очень сильный профессорско-преподавательский состав еще московской «закваски» и туда многие стремились поступить.
Могу совершенно объективно обрисовать тогдашнюю обстановку. Сдавал 5 экзаменов, не имея никакой, даже дружеской поддержки. Получил три пятерки и две четверки. Конкурс был огромный — более 10 на место, одни говорили 12, другие -15. Я по конкурсу не прошел. Поступили только круглые настоящие отличники (с золотой медалью), просто «отличники» и «льготники». Поступать на горный факультет мне посоветовал мой дядя, который его окончил еще до войны, но он работал горным инженером на Колыме и помочь конкретно мне не мог. Тогда я устроился на работу техником в Институт горного дела АН и благодаря этому побывал в командировке на шахтах. На следующий год дядя через своих друзей-однокурсников меня уже подстраховал, чтобы не «резали» на экзаменах, и у меня уже был «трудовой стаж». Мои знания, полученные в Риге, были не блестящими, но на порядок выше знаний большинства абитуриентов. Это стало совершенно очевидным потом в процессе прохождения первого семестра, когда все познакомились друг с другом, раскрыли свои способности и подробности поступления. Могу сказать так: в те годы во всю мощь работал так называемый «блат». То есть звонки, записки, визиты к руководству. Не помню, чтобы о ком-то говорили, что он поступил «за деньги». Это стало обычным делом уже в 70-х и 80-х годах.
Теперь выскажу мнение в обоснование полезности изучать судьбы своих предков. Жизнь человека, независимо от уровня его интеллекта, так или иначе является процессом познания мира, который идет, как известно, от абстрактного к конкретному. С другой стороны, каждый человек по наследству получает свой набор мыслительных способностей, которые могут быть логическими и (или) образными. И тут возникают самые разные комбинации из задач (жизненных, профессиональных), требующих своего решения, и способностей, которые человек может или хочет применить. Если по воле случая или целенаправленных действий человек находит подходящую для своих способностей сферу (нишу) деятельности, то у него все хорошо получается и он ощущает себя на «своем месте». Он чувствует интерес к делу, начинает вкладывать в него свою энергию.
Со мной это произошло первый раз в юности после «слесарного» подарка отца, занятий фотографией, радио, авиамоделизмом, а затем, во второй раз, — после поступления в институт. Профессия горного инженера меня заинтересовала, так как я уже успел побывать в шахте, работая год техником в горном научном институте. Тогда я почуствовал, что горное дело — это физика и техника. В то время философские вопросы меня не интересовали, так же как и художественная литература, особенно, если я чувствовал в ней отрыв от реальности. Больше любил документальные произведения, биографии реальных людей, мемуары.
Что же для трех поколений (дед, отец, я) нашей семьи оказалось общим? Во-первых, все мы предпочли образ жизни, связанный с производительным трудом. Никто не пошел в сферы деятельности, связанные с получением доходов от денег. Во-вторых, прослеживается стремление к тому, что называется «крепкой семьей». В-третьих, наличие неких влечений, становящихся «делом жизни», стремление к возможному творческому подходу в своих делах. В-четвертых, желание и способность делать дело своими руками, то есть расположение к личной, индивидуальной деятельности, а не при помощи посторонних.
В итоге я, как дед и отец, стал изобретателем. То ли из-за генетики, то ли из-за наглядных примеров, точно не могу сказать.
В то же время я избежал искушений стать «руководителем» и считаю это правильным.Но каждая судьба — отдельная история.